В состав большого пещерного комплекса сооружений Святогор­ского монастыря (ныне называемого лаврой), представляющего собой «сложное пространственно-планировочное сооружение с определенной структурой и взаимосвязью отдельных элементов, как единого архитек­турного организма», входят три пещерные церкви. Это церковь Иоанна Предтечи (Никольская  — ХVII в.) верхнего яру­са пещер; Алексеевская церковь ХIХ в. нижнего яруса пещер и подземная церковь преподобных Антония и Феодосия, находящаяся в восточной части монастырского комплекса ХIХ века.

Анализируя архи­тектурные особенности храма и имеющиеся данные письменных источ­ников, В.Н. Дедов считает «возможным утверждать, что хронологически первым пещерным храмом данного монастыря была церковь Иоанна Предтечи. Это название храм носит с середины ХIХ в., тогда как в ХVII веке он именовался Николаевским» [1, с. 36]. Подборка материалов, опу­бликованная В.Н. Дедовым, дала ему возможность выделить этот храм из числа других в комплексе и датировать его ХVII веком [1, с. 36-37]. Им же приведены версии, высказанные ранее, о возможной более ран­ней дате возникновения обители [1, с. 36-39; 2, с. 9-12]. Причина столь пристального внимания к данному объекту связана с решением одного из самых важных вопросов в истории всего памятника — определени­ем времени его возникновения. Не ставя своей целью повторение всех версий, ибо это, как мы указывали, сделано В.Н. Дедовым, попытаемся рассмотреть архитектурные особенности этого храма, «выделяющие его из числа других», и на основе полученных данных и привлечения новых материалов выявить параллели в его конструкции и, возможно, подойти к решению основной задачи.

Анализ отдельных особенностей архитектурного построения дан­ного храма [рис. 1] был предпринят В.Н. Дедовым, отметившим, что «в плане церковь имеет квадратную форму, площадью 42 кв. м» и в нем (храме) «фактически отсутствует алтарная часть. Роль алтаря играла не­большая ниша, арочной формы. К нише сделан отдельный вход с пра­вой стороны. В левом углу восточной стенки вырублена ниша — жертвенник. В центре храма — массивный меловой столб, на который передается нагрузка свода. Храм освещается двумя неболь­шими окошками с килевидным завер­шением, вырубленными во внешней — северной части утеса. На противопо­ложной, южной стене устроена ниша». Как видно из описания, основных тре­бований, предъявляемых к традицион­ным конструктивным элементам хри­стианского храма, в данном случае не прослеживается. Эту деталь отметил и В.Н. Дедов, указывая, что в Никола­евской пещерной церкви «фактически отсутствует алтарная часть, чаще все­го имеющая вид апсиды, отделенной от остальной части храма предалтарной преградой». По его мнению, «роль алтаря в то время (в ХVII в. — М.Ш.) играла небольшая ниша арочной формы, на которой сохранились следы устройства неболь­шого иконостаса или киота» [2, с. 19]. Несоответствие и неприспосо­бленность этого помещения под христианский храм смущали также служителей монастыря. Недаром архимандрит пещерного монастыря в Святых Горах, отец Иоль, в 1679 году указывал на единственную (!) цер­ковь в пещерах меловой скалы — Успения Пресвятой Богородицы [1, с. 36] и не считал помещение Николаевской церкви храмовой постройкой.

По мнению настоятеля монастыря владыки Арсения, «изучение ар­хитектурных особенностей храма Рождества Иоанна Предтечи (середин­ный несущий столп, аркообразная ниша в восточной стене) приводит к выводу, что в древности первоначальное помещение не предназначалось для храма, а служило монастырской трапезной. Подтверждением этого служит и находящаяся неподалеку келарня, где хранились продукты и стояла печь. Подобного рода архитектура трапезных палат известна в монастырском зодчестве с середины XV века».

По-видимому, такое положение храма было понятным для ХVII века. Становится объяснимым, почему только в ХIХ веке, при пере­стройке помещения, за меловым столбом в северо-восточной части хра­ма, как положено, был сооружен алтарь [2, с. 19-20]. Однако «святым» или «главным» в помещении храма являлся, по-видимому, стоящий «в центре храма массивный меловой столб, на который передается нагруз­ка свода» [2, с. 19]. Ведь недаром «именно на этом столбе, по преданию, и была обретена чудотворная икона святителя Николая». И что не менее важно, «с течением времени, сей храм со столбом стал местом паломни­чества. Богомольцы, веря в святость мелового столба, усердно его грыз­ли». Объяснение этому явлению мы находим в том случае, если учтем, что конструктивные особенности данного сооружения более присущи языческим святилищам или первым пещерным храмам. Тогда сакраль­ным центром расположенного внутри горы квадратного помещения являлся столб, «представляющийся основой или центром мироздания, микрокосмоса» [3, с. 31-34, 43-45; 4, с. 310-312].

Эта идея находит прямые параллели и объяснения в самой основе христианского мировоззрения, уходящего своими корнями в глубокую древность [3, с. 43-46; 6]. В истории строительства христианских храмов, а тем более пещерных, аналогичная «переориентация» — факт не исклю­чительный, а скорее закономерный. В качестве ближайших аналогий можно привести Балаклаевский Георгиевский монастырь, храм близ Хер­сонеса, связываемый с «сакральной пещерой Парфенон» [5, с. 86]. Необ­ходимо отметить, что «в горных районах Крыма и на побережье Черного и Средиземного морей в VIII–Х вв. возникает множество пещерных мо­настырей, основанных поборниками христианской веры» [6, с. 109-110].

Появляются они и в горных районах Сев. Кавказа, Армении и Малой Азии [7]. Сообщениями о сооружении храма и установке креста на ме­сте разрушенного святилища или капища как символа победы христи­анства над язычеством пестрят письменные источники, жития и деяния апостолов или мучеников за веру [7, с. 92, 168; 8, с. 80; и др.].

Да и сама идея святой пещеры, связанной с «сыном божьим, поло­женным в высеченную в скалах погребальную пещеру», не только не противоречит этому, но и подчеркивает ее значимость [10, с. 39]. Необхо­димо отметить еще одну близкую параллель между крымскими и свято­горским храмами. В качестве примера можно привести крымский храм Тепе-Кермен, по конструктивным особенностям и размерам аналогич­ный рассматриваемому. Как отмечает И. Завадская, «кроме того... самые ранние херсонесские храмы отличались незначительными размерами... 8 и в плане представляли собой прямоугольные помещения» [10, с. 186].

Эту деталь в конструкции подчеркивают и другие исследователи [4, с. 109].Существование языческого храма в меловом утесе Святогорья до заселения его христианами не может рассматриваться как что-то нео­бычное или нереальное. Остановимся на этом подробнее. Первое пись­менное упоминание о Святых Горах является более ранним, чем данные о Святогорской обители. Оно приводится в «Записках…» германского посла Сигизмунда Герберштейна, который писал о том, «что русские вои­ны сообщили ему о наличии возле места Великий Перевоз, у Святых Гор, каких-то мраморных и каменных статуй и изваяний». В.Н. Дедов объяс­няет это тем, что «казаки приняли за статуи меловые конуса» [2, с. 132].

Однако нельзя исключить и другой, не менее реальный вариант объяснения данного фрагмента текста. Ответом на этот сюжет из «За­писок…» является открытое нами в 1986 г. в урочище Старица у с. Бо­городичное, у ранее известного как перевоз (брод) через Донец, языче­ского святилища IV–VII вв. [11, с. 32]. Центральной фигурой данного сооружения являлось антропоморфное изображение (изваяние), что не вызывает сомнения [11, с. 30]. Хорошо видимое с реки, оно могло быть известно и тем, кто обслуживал этот перевоз (брод), и тем, кто плавал по реке к Азову. В Московской и других русских летописях XVI, XVII веков Святые Горы неоднократно упоминаются в качестве южного стороже­вого поста Российского государства. «Книга Большого Чертежа» (1547 год) указывает: «От устья реки Оскола на Донце, с крымской стороны, Святые Горы». Одно из первых упоминаний о Святых Горах находится в Львовской летописи 1555 года: «И как воеводы пришли верх Мжи и Ко­ломака, и прибежал к ним сторож из Святых Гор, да станичник Лаврен­тий Колтовский товарища прислал с тем: царь крымский Донец перелез со многими людьми и идет к Рязанским и Тульским Украинам». В Нико­новской летописи, в расписании Донецких сторож князя Воротынско­го, в 1571 году упомянута «5-ая сторожа Святогорская». О заселенности этого участка и в ХVII–ХVIII вв., и ранее говорят материалы раскопок, полученные в 1986 и 1989 годах Донецкой Средневековой археологиче­ской экспедицией. Наличие же культового сооружения на поселении, на данном участке, функционировавшего на протяжении не менее пяти столетий и являвшегося, по-видимому, местным религиозным центром, могло закрепить за ним понятие «святого» [3, с. 28-39].

Скит (преподобного Арсения), относимое В.Н. Дедовым к ХVII–ХIХ векам, который, однако, не исключает его более раннее существование по отношению к монастырю. Археологические исследования 1989 г. и Донецкой Средневековой археологической экспедиции в 1994–1995 го­дах дали материалы о существовании здесь, на территории Скита, сво­еобразного оборонительно-защитного укрепления — убежища с эпохи раннего Средневековья, а возможно, и с раннего железного века [11, 12].

На территории Скита существуют, ныне почти уничтоженные, два колодца, известные ранее как «святые колодцы», пользовавшиеся у бо­гомольцев даже в XIX веке большим почитанием [10]. Существование здесь с древности комплекса, носящего защитные функции, оборудо­ванного двумя стратегически важными питьевыми центрами (колодцами), явно об­ретало значение святого жизненно важного места в представлении человека [3, с. 37-38].

Возникает вопрос о времени формиро­вания и создания данного христианского храма. Как нами было отмечено, по мнению специалистов, формирование аналогичных храмов в Крыму приходится на VIII–X века, и на одно-два столетия позже на Северном Кавказе. Указанные параллели могут го­ворить о времени начала функционирова­ния рассматриваемого нами храма. Не ис­ключено, что косвенным доводом в пользу хронологии формирования христианского храма в Подонцовье могут служить мате­риалы христианских могильников ХI–XIII веков Зливки [11, с. 117-118, рис. V, VI] и Маяки [13, рис.VII]. Христианский могиль­ник Зливки, XI — первой половины XIII века, [рис.2] открытый нами в 1982 году на праболгарском памятнике на берегу Чернецкого озера [13], является продол­жением могильника VIII–X веков, ис­следованным в 1901 г. В.А. Городцовым. Подтверждением христианской принад­лежности жителей этого маленького ху­тора, погребенных на данном могильнике по христианскому обряду, явились также найденные в женских захоронениях пар­човые воротнички от одежды, украшен­ные христианской символикой [рис. 2-4]. Экономические связи населения данного памятника иллюстрируются наличием не только украшений, но и древнерусской и византийской парчи [рис. 5].

Еще одним доводом в пользу суще­ствования христианского центра в Подон­цовье в XI–XII веках являются материалы раскопок могильника у с. Маяки (Цари­но городище) с христианским обрядом погребения [рис. 6-7], датируемые также XI — первой половиной XIII века [14]. Существование христианского населения на Маяках, одном из самых значительных памятников Среднего Подонцовья, являющимся, по-видимому, и крупнейшим торговым центром, находит подтвержде­ние не только в христианских за­хоронениях могильников, но и в случайных находках христианских медальонов, энколпионов и крестов на территории городища [рис. 8, 9]. В то же время интересен сам факт отсутствия указанных христиан­ских атрибутов в захоронениях и наличия их в слоях памятника.

Исследования, проводимые нами в 2011 году на берегу Чернец­кого озера, не только подтвердили открытия 80-х годов, но и дали новые уникальные материалы. Так, западнее христианско­го могильника, исследован­ного нами в 1982–1984 годах, было открыто новое захоро­нение, совершенное по всем требованиям христианского канона. Прямая могильная яма (1 × 1,8 м) с закругленны­ми в изголовье углами (фото 1), ориентированная длин­ной стороной на юго-запад.

В могиле скелет человека, положенный вытянуто, на спи­не, головой на юго-запад. Руки, согнутые в локтях, уложены на животе, чуть выше таза. Фаланги кисти левой руки как бы переплетены с фалангами кисти правой. Ноги вытя­нуты, прямые. Фаланги стоп отсутствуют. Вокруг черепа, справа налево, расположены небольшие круглые черные пятна (но не следы действия огня), указывающие на наличие на лицевой части черепа и выше его специального покрытия. По мнению владыки Арсения, настоятеля Свя­тогорской лавры, ознакомившегося с материалами раскопок и фотогра­фиями погребения, в данном случае могло быть зафиксировано наличие специального лицевого покрытия из ткани (?), использовавшегося в пе­риод Средневековья при захоронении служителей храма (священника). Слева, выше черепа погребенного найден маленький железный нож.

По-видимому, в данном случае нами было открыто захоронение священника, проживавшего в составе местной христианской общины. Однако не исключена и возможность его принадлежности к составу слу­жителей близлежащего Святогорского монастыря, находящегося всего в нескольких километрах от поселения.

Представленные нами материалы дают возможность сделать следу­ющие выводы:

1. Существование христианских могильников на поселениях и городищах Среднего Подонцовья, хронологически относящих­ся к Х — середине ХIII веков, не вызывает сомнения и указыва­ет на возможность существования рядом христианской обители.

2. В письменных источниках, русских летописях (походы 1111, 1116 годов) прямо упоминается о проживании в данном регионе христиан­ского населения.

3. Находки на данных памятниках атрибутов христианской симво­лики и парчовой ткани византийского и древнерусского происхождения указывают не только на систему расширенной торговли в регионе, но и на возможность существования здесь христианского центра.

4. Архитектурные особенности ранней церкви Св. Николая Свято­горской лавры, характерные для эпохи раннего Средневековья, относя­щиеся к ХI–XII векам, дают возможность говорить о существовании дан­ной обители с указанного времени, не исключая и более ранний период.

Швецов М. Л., Донецк